Часть фразы, вынесенная в
заголовок звучит полностью следующим образом: ну и на фига я связался с этим
училищем? И является печатным отображениемвопляисторгаемого, в определённых обстоятельствах,из курсантских глоток. Далее следовали
рассуждения: отслужил бы два-три года срочную и свободен, как ветер….Это ж
каким кретином нужно быть, чтоб добровольно подписаться на это и на долгие
годы?
А действительно, почему или из-за чего такое порой звучало?Размышления на эту тему привелик не очень оптимистическим выводам. Забегая
вперед скажу, что годы службы подтвердили правильность этих выводов сделанных ещё в
курсантские времена, но о них ниже.
Начну своё, повествование о поступлении и
учёбе в БВОКУ, самокритично,с себя, ну
а уж потом чуток пройдусь по друзьям-товарищам.
Итак,я был абсолютно типичным абитуриентом-68, хотяу менябыло одно преимущество перед большинством поступающих в училище. Про
училище я знал всё! Свозраста, когда
ребёнок входит в сознание, мне было известно, что мой отец исоседские дяди работают в училище. Достаточно
было выглянуть в окно и вот они курсанты. Чаще их можно было услышать.
Все передвижения курсантских подразделений
с утра до вечера сопровождалось песнопениями: «Вьётся, вьётся знамя полковое,
командиры впереди …».Песенное крещендо наступалок полдесятого вечера, потом труба играла «отбой»
и всё затихало до утра. Как правило, звуки трубы я слышал, когда оказывался на 90%
в плену у Морфея. Каждый раз, при этом, отмечая, как мне хорошо, я уже сплю и
как плохо им, они ещё не спят, а только собираются.
Конечно, родители хотели увидеть меня
курсантом и потом офицером.
Как опытные педагоги, а оба таковыми и
были в профессиональном плане,они не
настаивали на поступление в училище, а
подводили меня к самостоятельному решению на этот счёт. Отец везде меня водил с
собой, как батька Лукашенко своего Колю. Тут надо сказать, что я и не
сопротивлялся. Мне нравилось возиться с оружием, разглядывать учебные пособия,
наблюдать, чем занимаются курсанты. Выезда на Уч-тапу и обязательно с ночёвкой
я ожидал с вожделением. Там мне доведётся понаблюдать за стрельбами и самому
пострелять из всего, что там будет, а будет там всё! А ещё послушать вечерние
разговоры офицеров-преподавателей -это было очень интересно. Разговоры шли о
взрослом житье-бытье, о войне, которая закончилась всего-то 10 лет назад. Трудности
ещёнезабылись и их вспоминали. Вспоминали
не только героическое, как били врага в Сталинграде, форсировали Днепр, брали
Берлин…..
Очень скоро выяснилось, что я хороший
стрелок. Особенно хорошо получалось управляться с пистолетами. Если до этого
открытияя смиренно ожидал окончания
стрельб, чтоб стрельнуть оставшимися
патронами, то теперь стал своеобразным учебным пособием. Мне давали стрелять
первым под сентенцию, мол, де мальчик стреляет уверенно, а вы Сидоров-Петров
попасть в мишень не можете.
Однако родители своими педагогическими
пассами достигли обратного результата. Источниками «обратного результата» стали
разговоры, которые вели офицеры между собой, как правило, во время ночёвки на
Уч-тапе имои собственные наблюдения. Был
ещё один источник, но он как бы был, и в тоже время его не было. Это были сами курсанты,
к которым я обращался с вопросам: «Как там то, да сё??». Ответ всегда был один:
«Поступай в училище, узнаешь!» Такой ответ наводил на мысли, что узнать
предстоит что-то не очень приятное. Может и узнавать это не стоит??. Так, что
осведомлён о службе курсантской и офицерской я был хорошо и желания стать
курсантом моя осведомлённость во мне не
пробуждала.
Однажды мнес ужасом пришлось наблюдать как два
субтильных первокурсника из кухонного наряда, у училищной столовой поднимали
огромные бачки с помоями и выливали их в большую бочку на колёсном ходу. Эта
субстанция шла на прокорм училищных свинок. Так вот, сначала тяжеленный бачок
поднимался иустанавливался на колесе
помойной бочки. Пока один курсант залазил на скользкуюот помоев раму бочки, другой удерживал бачок
на колесе в уравновешенном состоянии. Потом наступала очередь второго залезть
наверх, а первый удерживал бачок на
колесе, и уже оба рывком поднимали емкость и вываливали содержимое в горловину
бочки.Не измазатьсяпомоями не возможно, и курсачи были ими
обильно орошены. Вид у будущих командировжалкий. Жара, мухи и запашок. С содроганием представил себя на их месте.
Никогда, никогда меня здесь не будет! Ага, как же! Зарекалась свинья помои не жрать! К этой бочке
на колесах я и попал, и не единожды.
Больше всего в армейском бытие
меня возмущала форма одежды. Тачали её без учёта климатических особенностей и
по лекалам 30-х годов. Тогда в армии служилиздоровенные деревенские парни, для которых обладание хоть какими-то
портками было большой удачей. Фасон и размер для них был третьестепенным
фактором. Акселераты 60-х годов –это уже другая публика. Вчерашние
десятиклассники в этой форме выглядели достаточно карикатурно, и носить её
очень не хотелось. Справедливости ради надо сказать, что где-то в начале 60-х,
у советских военноначальников произошло что-то с мозгами: или просветление, или
наоборот, и была введена форма одежды для жарких районов. Панама, гимнастёрка с
короткими рукавами,брюки и ботинки.
Очень скоро остряки стали называть её «мобутой». Мобута - это был такой конголезкий мордатый вояка, которого в
«Правде» именовали не иначе, как наймитом белых колонизаторов.Газетной статье сопутствовало фото этого
деятеля в тамошней военной форме. Наши тыловикиявно долго не мудрствовали над формой и просто скопировали её. Отсюда и
название - мобута. Газета, дав своей статьёй название форме,её же и похоронила.Политработники,перенесли идеологическую ненависть к
Мобуте-наймиту, которого революционеры скоро кокнули, на форму его имени. Уже
на втором курсе форма была изъята из обращения и упразднена.
Обоснование такого упразднения
было смехотворным. Короткий рукав не защищал руку от солнечных ожогов,изготовиться к стрельбе лёжа голыми локтями в
землю невозможно.Самое же главное, а
вдруг напалм приклеится к обезрукавленной руке и боец получит ожог. Можно
подумать, что если напалм попадёт на другую часть тела укрытую ХБ - к нижней
части спины, потерявшей своё благородное название, будет лучше? Удлинили бы рукав
и дело с концом. Так ведь нет, суть не в этом. Надо военного запаковать в такую
форму, чтоб побольше крючков, пуговиц да всё застегнуть, затянуть ремнём,
чтобзимой - холодно, а летом - жарко и чтоб
всегда в ней было неудобно.Чтоб помнил
каждую минуту: служба - это тебе не мёд - это служба.Особую жуть вызывала парадная форма одежды.
Закрытый зелёный мундир и синие галифища.Маяковской в позитивном ключе писал об обладателе галифе: «Чтоб
выглядывать из них как коралловый риф», ну а мне пришлось из них только
выглядывать, такие они были широкие и галифистые, а я такой длинный и
худосочный. Ушивать форму под страхом наказания категорически запрещалось.
- Форма - это народное
достояние!Ты же её ножницами (ударение
на 1-ое «и») норовишь?! Сгною в наряде! В полковом сортире!!! - ревел старшина.
Первое увольнение поставило перед выбором:
хочется домой, уже три месяца не был, но идти в этом?! Во дворе засмеют
одноклассники и соседские ребята, одетые по тогдашней моде: белый верх, чёрный
низ. Так и случилось. Аккурат к моему появлениюво дворе чёрт собрал с десятоклоботрясов обоего полу (там были условия для вечерних посиделок) у моего
подъезда.Пацаны от душиповеселились над моим внешним видом и
жизненными перспективами (двадцать пять лет в сапогах). Девчонки молчали, но
было видно, что моя стриженая головушка и «роскошный» прикид не отвечает их
представлению о прекрасном и водиться с
таким «модником» им не с руки. Правда, потом в их представлениях по этому
вопросу, произошли некоторые перемены. Но это позже, а пока холодное полупрезрение.
Под
воздействием критических замечаний в мой адресдворовых ребят, а по большей части из-за холодной реакции дворовых
красавиц, мама и сестра тут же приступили к ушиванию формы. Прониклись! Пребывая
в состоянии эйфории от вкусного ужина, домашней обстановки, и в значительной
степени от отсутствия отца - он был на учёбе, а то бы он всем всё ушил, я как-то забыл светлый образ старшины и его
мудрые указания по поводуформы иполкового сортира! К утру все было в лучшем
виде. Галифе превратились в лосины, мундир, где следует, заужен, удлинен,
укорочен, погонища превратились в погончики со вставками, козырёк фуражки
подрезан. Сосед-сапожник усовершенствовал за 5 рублей хромачи: заузил голенища
и вставил футор. Утром, нарядившись в форму, я заглянул в зеркало! Моего
отражения там не было! Там стоял старшина роты четверокурсник Саша Сорокин на фоне
полкового сортира! На лице садистская улыбочка:
- Попался!! Голубббчикк!! Ждём
тебя, возвращайся в училище скорее!
Холодный
пот прошиб до мозга костей. Сразу вспомнилась старшинская забота о народном
достоянии и санитарно-гигиеническом состоянии полкового сортира. По возвращению
в училище я буду схвачен под ушитые рукава мундира и «брошен на дно самого глубокого
ущелья». Не жди меня мама, любимого сына, он получил месяц неувольнения, а
может и хуже того!! Однако ничего не произошло. Начальство понимало
карикатурность внешнего вида курсантов и сделало вид, что ничего не заметило.
Так в первый раз я понял, что слова в нашей армии могут расходиться с делом, и
это повторится ещё много-много раз.К
добру ли такой расклад? Точно не к добру!
Однако вернусь к своим баранам. Так
вот к выпускному классу в 1967 году решение было твёрдое: военная карьера это не
для меня. В 60-х все или большинствохотели стать космонавтами. Я тоже видел себя покорителем космоса, но тут
выяснилось, очкарикампуть в космос
заказан! Нельзястать космонавтом, так
можностать астрономом, и я серьёзно
увлёкся этой интереснейшей наукой в Бакинском дворце пионеров. Путь мне после
школы один: вполитех на факультет
точной механики. Такой факультет в Баку был. Для гарантированного поступления
туда нужны были: связи с нужными людьми, деньги на бакшиш и ещё хорошо бы быть национальным кадром, ну и
ещё очень хорошие знания, чтоб нейтрализовать отсутствие первых трёх
составляющих успеха. На семейном совете было решено податься в Ленинград. Там
нужны только знания. Знаний хватило. Но оказалось, что юношеская дурость с
точной механикой, никак не стыкуются. А раз так, то ястремительно влился в ряды бакинского
пролетариата. Родители проявили в этом завидную оперативность под лозунгом: в
нашей семье бездельников нет и не будет.
В первый пролетарский день стало ясно: эта публика на самый передовой класс тянуть
ну ни как не может. Комсомольское же сознание шепнуло:
- Это тут такие пролетарии, тебе
просто не повезло, а на нефтепромыслах далеко в море, высоко в горах, не в
нашем районе всё по-другому!
Вместе с тем трудовое бытиё мне пришлось по душе. Рабочий день в 8
часов не начинался. Кто-то опаздывал, кто-то хоть и пришёл на работу, но ещё не
проснулся или выяснялось, что наш инструментночьюстырили и работать не чем.
Нам молодым ребятам из цеха упаковки готовых изделий такой расклад не мешал.
Получим мы зарплату 70 рублей или 30, роли не играло, сидим себе и курим….Но
тут появлялся, систематически задерживающийся (начальство не опаздывает, оно
задерживается), бригадир молодой семейный азербайджанец с очень импульсивным
характером. Копия Мишико Саакашвили.
-А-а-а!! Бездэлнык! Сиволочь
такой! Какую зарплату я получу? Чем я буду с вами кыждыллахами* кормить дэтэй?
Хлэб для нему гдэ вазму? А-а, я тэбе сипрашиваю? Чапай оглы!* - кричал он и
личным примером увлекал нас на трудовые свершения. Личного примера хватало
минут на 40, потомисчезал и пример, и
бригадир. В конце рабочего дня ситуация повторялась ….и рабочий день
завершался. А дальше нас ждал приморской бульвар, маршрут Низами, Вэтен,
Азербайджан, шашлык-машлык, винцо-пивцо, люля-кебаб и просто люля. Как от
такого отказаться и променять на БВОКУ?Факт осознания, уже в стенах училища, такого неравноценного обмена и
вызывал вопль: «Ну, и на фига?....??»