ЧЕРЕЗ «ТАНКОВЫЙ» ЗАБОР – НА МОНАШИЙ ФУТБОЛ
или О том, как свирепость командира
части позволила увидеть такое...
Разведрота, куда нас, курсантов Бакинского ВОКУ, распределение забросило на войсковую стажировку, дислоцировалась на территории эчмиадзинского танкового полка. Того самого, что располагался рядышком с резиденцией католикоса всех армян мира Вазгена I. Соседство более, чем интересное. Тем паче, что пути-дорожки самовольщиков были протоптаны если не через территорию самой резиденции, то уж по прилегающей к ее центральным воротам площадке непременно.
В число этих самовольщиков невольно попали и мы, бакинские курсанты. А все из-за того, что командование танкового полка прозаически не «контачило» с разведчиками. Оно и понятно. Чужое подразделение. Нахлебники. Лишняя головная боль. Танкисты чувствовали себя хозяевами в городке и «давили» своих «квартирантов» как могли. То и дело перехватывали на КПП и возле части отпускников и отпущенных в увольнение из разведроты, после чего последние оказывались не иначе, как на гауптвахте. Причем, безо всяких на то объективных причин. «Хозяева» расположения не утруждали себе поиском таковых и действовали по принципу «был бы человек, а дело пришить ему», что два пальца ... освистать. Вот и придирались как к тому столбу. Подчас и на офицеров-разведчиков «наезжали».
Прекрасно понимая, что отношение это не изменится никогда, последние предпочитали убывать за пределы расположения исключительно через ... забор, который, благо, был рядышком с казармой. В этом же духе проинструктировали сразу и нас.
— Всем спокойней будет, – уверял командир разведроты. — Поверьте.
Но мы поначалу не поверили. Более того. Самолюбие взыграло.
Как это, нам, курсантам, без пяти минут офицерам, сигать через забор? Тем более, при наличии официально оформленных командировочных предписаний с месячным сроком действия!
Ну и поперли в первый же день через весь городок к контрольно-пропускному пункту. Невдомек было, что наши желто-красные курсантские погоны на фоне тотально-махровой «черноты» танкистов да разведчиков выглядели, по меньшей мере, как «красная тряпка для быка».
Не дошли мы, естественно, даже до КПП.
— А это что за вольноопределяющаяся публика тут дисциплину хулиганит? – мощным ревом остановил нас, трех курсантов, какой-то майор. — Ну-кась, обои ко мне!
И это при всем том, что мы и «закон правой руки», и «шаг печатный», как устав велит, отработали по полной программе. Да и подход к старшему по званию тоже был не менее уставным: оттянутые «носы» сапог – чуть ли не до самого причинного места. Но сказали же нам – «был бы человек».
«Человеками» этими оказались мы. И нас «в темпе вальса» сопроводили к командиру части.
Тот тоже, судя по всему, особым расположением к краснопогонникам не страдал и сходу решил поставить нас в «позу»:
— Кто такие? Какого хрена на территорию части пустили?
Выказывая неуемное рвение по службе, поторопился ответить задержавший нас майор:
— А это, товарищ полковник, очередная головная боль – курсачи-стажеры из Бакинского «ракетно-пистолетного балетно-трафаретного».
Так наше БВОКУ с издевкой величали в войсках за то, что его выпускники оказывались представителями самых неожиданных родов войск и служб. Вплоть до ВМФ и ВВС, что шокировало войсковиков, нередко вызывая примерно такую реакцию: «Или вас там, в училище, всему учат, или вообще ничему...»
— Так, товарищи, извините за выражение, курсанты! – с «острот» начал свой «гениальный» монолог танкист-полководец. — Если вам не вдолбили в вашем училище, то наверстывать упущенное придется мне. По принципу «не можешь – научим, не хочешь – заставим». Во-первых, по плацу должно ходить либо строевым шагом, либо с песней, либо бегом, но не вразвалочку, как вы. Уяснили? Во-вторых, покидать расположение части «вашему брату» дозволенно только в парадной форме, но никак не в ваших застиранных и ушитых до «выдавливания яиц» «хэ-бэ». Понятно? Могу назвать и «в-третьих», и «в-четвертых»... Однако не стану этого делать. Главное – причин, чтобы арестовать вас, у меня более чем достаточно. Но и этого делать я не стану. А вот командира разведроты – «к ноге». Сейчас я ему объясню «с чего начинается Родина»...
Вальяжный полковник еще не закончил «острить», а «шестеренчатый» майор уже остервенело крутил ручку-«возбудитель» допотопного телефона, оплевывая микрофон его трубки развязностью шавки:
— Так, оператор по половым связям, а ну-кась, одна нога – там, остальные здесь. Быстренько мне разведроту ... Разведрота?! Командира – на трубу. Нету? Кто за него? Лейтенант Геворкян? Ох, е-мое!
И оттянув нижнюю часть трубки в сторону от щеки, сказал уже командиру полка:
— Ротный болеет, товарищ полковник. За него остался лейтенант Геворкян. Но это такое «чудо в перьях»! Вызывать?
— Валяй! – хмыкнул командир полка.
Геворкян – наверное, одно из самых добродушнейших и порядочных созданий на планете – был «пиджаком», то бишь двухгодичником, выпускником ЕрГУ (Ереванский госуниверситет – авт.), со всеми, как говорится, вытекающими. Технарем, конечно, он был классным, а вот как военный... Но именно это, судя по всему, нас и спасло в тот день от «экскурсии» на местную гауптвахту.
Один вид лейтенанта, с которым он возник в дверном проеме кабинета командира полка, у людей в погонах не мог вызвать ничего другого, кроме острой зубной боли. Худенький, невысокого росточка он уже одним этим напоминал поджарую имитацию «угрозы» расхитителям садов, огородов и полей – птицам.
Начиная осмотр сверху, глаз сразу же спотыкался на фуражке Геворкяна. Если все стремились иметь на «венце офицерского достоинства» фуру (так тогда в войсках величали обычную фуражку) с как можно более широким полем и высокой тульей, то тут она была прямой противоположностью неофициально утвердившейся моды. До невозможности маленький пятачок фуражечного поля практически не прикрывал оттопыренные уши офицера от палящих лучей южного солнца. Куцая тулья без малого выходила на параллельный уровень с бесстыдно торчащим вперед козырьком. Этот, с позволения сказать, фасон обычно называли «ватутинским», поскольку точно такую же фуражку, как свидетельствуют кадры кинохроники, носил в 1930–40-е генерал армии Н.Ф. Ватутин. С той лишь разницей, что у героя-фронтовика не был переломлен пополам козырек, как у Геворкяна.
Рубашка вообще была «шедевром» швейного искусства, бог весть каким извращенным талантом созданная. По своим «тактико-техническим характеристикам» это выглядело примерно как последний «шейный» размер при первом росте. В результате такого, прямо скажем, неожиданного сочетания параметров худосочная лейтенантская шейка болталась в широченном воротнике, что ... поплавок в проруби.
Нижний же обрез рубашки не дотягивал до низко сидящего пояса брюк сантиметров этак десять-пятнадцать, что оставляло геворкяновскому пупку полную свободу «вдыхания» свежего воздуха. А во время отдания воинской чести на то же могли иногда претендовать и два верхних пупырышка впалой лейтенантской груди.
Брюки офицера тоже были, мягко говоря, не его размера. Широченные в причинных местах, они не оставляли ни малейшего намека на наличие, пардон, задницы. Будто бы шея, раздваиваясь к низу, без «архитектурных» излишеств плавно переходила в две тощие ноги. Последние, будучи, к тому же, коротенькими, собирали концы штанин гармошками, упирающимися в стоптанные, голодными крокодильчиками «распахнутые» военные «шкары».
Едва ступив через порог, это нагромождение пересортицы армейского вещевого склада попыталось лихо изобразить «закон правой руки». Кто бы еще научил это делать недавнего университетского студента! В результате рука Геворкяна, описав сбоку ладошкой-растопыркой девяностоградусную дугу, нашла-таки конечный «порт приписки» - висок. Правда, ладошкой кверху, но вместе с тем.
Увидев сию отдаленно напоминавшую об армии «конструкцию», командир полка на некоторое время потерял дар своего сочного армейского красноречия и, багровея, елозил удивленным взглядом по этой пародии на офицерство. Такой «экзотики» видеть ему, похоже, еще не приходилось. (Геворкян, как «истинный» разведчик, на службу и с оной ходил через забор, вследствие чего «хозяину» городка на глаза не попадался).
Сравнив внешний вид прибывшего лейтенанта с нашими хоть и застиранно-ушитыми, но красиво смотрящимися «хэ-бэ», полковник внезапно утерял всякую охоту измываться над увиденным. Наверное, не нашел нужных слов. А может и вовсе не было подходящих в русском языке. Оттого и сказал хоть и резко, но просто:
— Ну что, гроза НАТО. Забирай своих краснопогонников и ... с глаз моих... Пока всех на губу не пристроил. Шагом марш!
* * *
Такое начало дня не сулило его хорошего продолжения. Это если исходить из народной мудрости. Короче, испорчен, считали мы, день по милости свирепого командира танкового полка. Потому и задумались над судьбой запланированного похода в столицу солнечной Армении. Стоит ли вообще ехать? Но молодость, наличие свободного времени и незашоренность приметами все же взяли верх.
Без особых усилий оказавшись по ту сторону ограждения танковой «в/ч», мы с часок посвятили знакомству с «городком» религиозного центра армян мира. Правда, все наши попытки сфотографироваться или просто поболтать с местными священнослужителями натыкались на непробиваемую стену статусности. Что стар, что млад повторяли одну и ту же заученную фразу: «Все мирское нам запрещено!». (Но кое-что мы все-таки сфоткали).
Потеряв интерес к людям в длинных черных сутанах с маленькими беленькими прямоугольничками в стоячих воротничках, обложенных, как нам казалось, со всех сторон сплошными запретами, «взяли курс» на Ереван.
... Вдоль нагулявшись по незнакомому и весьма своеобразному городу, в расположение возвращались уже затемно. Естественно, через тот же забор. А значит и через ту самую площадку перед входом в резиденцию Вазгена I.
Мы уже практически преодолели скверик, прилегавший к этой теперь уже опустевшей площадке, как вдруг боковая калитка резиденции тихонько скрипнула...
Как мы потом были признательны «главному танкисту» прилегавшего к резиденции военного городка. Благодаря его «репрессиям» и нашему последовавшему вслед за ними преодолению забора, мы невольно стали свидетелями такого, что вторично в этой жизни, скорее всего, увидеть уже и не доведется.
... Из приоткрывшейся калитки «по-партизански» выглянул молодой попик. Без сутаны, но в строгом черном костюме. Убедившись, что сегодняшнее паломничество в резиденцию уже стало достоянием истории, а площадка абсолютно свободна от машин и людей, он вышел на нее. Еще раз оглядев притихшие окрестности, до боли мне, вчерашнему пацану, знакомо, по-мальчишески заложив два пальца в рот, негромко свистнул.
Дальше все происходило как по отрепетированному сценарию. Следующими из калитки выскочили еще два священнослужителя, держа по довольно крупному камню в каждой руке. Положив их в противоположных концах площадки на определенном расстоянии друг от друга, эти двое заняли позиции посередине.
Тут только до нас стало доходить – ворота и вратари!? Футбол!!?
Еще один негромкий свист, как вскоре оказалось будущего арбитра матча, и на скудный свет фонарей, окружавших площадку, горохом высыпали и сами команды. Невесть откуда молнией вылетел в массу непривычно смотрящихся футболистов плотно накачанный мяч, звонко «распевая» от ударов об асфальт и ботинки играющих.
Мы застряли на краю скверика еще, как минимум, на час-полтора. Но не жалели об этом. Выходить из своего естественного укрытия не хотелось. Во-первых, это сразу же спугнуло бы столь экзотические команды. Во-вторых, стоило ли таким же молодым людям, как и мы, портить редкую возможность расслабиться и целиком отдаться любимым играм своего возраста? А, в-третьих, где и когда бы мы еще смогли наблюдать монаха, хлопающего в ладони и требовательно зазывающего коллегу по епархии возгласами: «Пас, пас!» В эти минуты они ничем не отличались от своих сверстников в миру. Так же радостно обнимались, подпрыгивали и восклицали «Гол!» в случае удачи, огорченно плевались после каждого пропущенного мяча и ругались, падая от неправильно примененного приема. Разве, что форма...
* * *
Следующий день ничем не отличался от всех предшествующих. В парке профессионально копался в штатной БРДМ лейтенант Геворкян. И несмотря на то, что внешне он ничем не отличался от Геворкяна-вчерашнего, его четкие, уверенные действия не вызывали ничего, кроме уважения.
Где-то, на территории танкового полка, находившейся в стороне от «разведаппендицита», по-прежнему, говорят, свирепствовал «черный полковник» со своим нештатным комендантом – вышибалой-майором. Но нас это уже не волновало до конца стажировки – мы освоили «дорогу через забор» и пред очи «хозяина» городка больше не представали.
В соседнем «городке» вчерашние футболисты несли строгую службу, ничем не выказывая своей приверженности к некоторым мирским делам. А мы, встречая знакомые по тому необычному матчу лица, никоим образом не демонстрировали своей осведомленности насчет последнего. Правда и монашьего футбола видеть больше не доводилось. Хоть вечерами и возвращались еще не раз.
Площадка грустно пустовала. Спугнул-таки, наверное, кто-то. «Потаенными»-то тропами не одни мы утверждали армейский закон о том, что любая кривая вокруг свирепого начальства, всегда короче прямой.
В.РАЗИН
Курсантские рассказы на нашем сайте можно читать и на других страницах
"Курсантские истории" "Увольнение в город" "Курсантские рассказы"
Следующая подстраница "Листок "Молния"
| 
